Боливия находится в самом сердце Южной Америки, но остается незаметной для большинства туристов. Она поражает своей прямотой и красочностью, гостеприимством и преданностью традициям. В этом году мы впервые делаем историю в Боливии, сразу две — в ноябре и на Новый год.  

Перелетев из московской зимы в сельву и на самый большой в мире солончак — Саша Усачева, друг Силы территории, делится впечатлениями от путешествия-разведки по далекой стране.

Планируя путешествие

Летом Дима нашел фильм Utama. Снятое боливийским режиссером про свою страну — про преданность, цикличность, обязательства, заботу о близком, жизнь на исходе жизни в иссохшей пустыне, откуда ушла вода. Про то, как любить землю (в буквальном смысле), на которой ты вырос, как держаться за нее и за свой темный, покосившийся дом из засохшей глины. Это тихое кино, в котором пустота перевешивает слово.

Боливия всегда представлялась мне страной из сказки. Я видела картинки с cholitas (коренными деревенскими жительницами) в цветных широких юбках, украшенных кружевами, в аккуратных туфлях на каблучке и в шляпках-котелках, из-под которых спускаются длинные черные косы. После фильма к картинкам в моей голове добавились высокогорные пустыни, в которых ищут воду vicuñas (дикие ламы), а также некоторая потерянность, забытость страны для всего мира. У тебя появляется шанс открыть сундучок с драгоценностями, побывать там, где мало кто был. Сложно поверить, что это не выдуманный мир, не сон – ты буквально переносишься в прошлое, можешь дотронуться до чего-то больше тебя. Кроме того, я знала-узнала, что в Боливии есть высокие Анды, вулканы, соленые озера, фламинго и даже джунгли Амазонки. Так и наметился план путешествия, в котором мы оказались.

Первые города

Первые несколько дней мы проводим в городах — начали с города Санта-Круз-де-ла-Сьерра, в котором было хорошо выдохнуть после почти 40 часов дороги из Москвы. (В нашем сегодня это кажется невероятно долго, но достаточно предположить сколько времени мог занять подобный путь 100 лет назад). Санта-Круз — жаркий и влажный, самый крупный город страны, хотя и не является ее столицей, основан в середине 16 века испанскими конкистадорами. В первый день в городе мы находим себя в нескольких интересных местах и обстоятельствах:

На центральной площади, где в переносных тележках продают и горячий кофе и охлажденную chicha — традиционный напиток на основе маиса, по нашему — кукурузы (на самом деле, в каждой стране в Южной Америке свой рецепт приготовления чичи и несколько разновидностей напитков из кукурузы, еще попробуем!). 

На одной из прилегающих к площади улиц, где любой желающий может пройтись вдоль квартала и проколоть себе уши (para niñas), пупок или язык (para chicas), сделать себе пирсинг у дороги, выбирая сережку с раскладных зонтов-витрин. 

На рынке, в котором никуда нельзя было спрятаться от запаха кислого пузатого сыра, разделанных куриных тушек и вырезов красного мяса, подвешенных на толстую веревку поперек прилавков. 

И, наконец, на дне рождения одной из продавщиц этого красного мяса — прямо там в тесном проходе между рядами рынка мы встречаем боливийских mariachi — музыкантов в черных костюмах расшитых белым бисером: две простеньких, но звонких трубы, аккордеон, гитара и гитаррон (буквально, «большая гитара», бас), и какое-то самодельное приспособление в роли барабана. Каждый поёт и немножко танцует, поздравляя своей общей песней женщину в розовом фартуке лет пятидесяти, радостную, танцующую вместе с подругами. Мы проходим сквозь них, тоже танцуем и всем улыбаемся в ответ. На полу между ручейками крови лежат размокшие конфетти. А на прилавке стоит шоколадный торт — feliz cumpleaños!

Через неделю сказочность страны немного рассыпалась о здешнюю бедность и ту самую забытость; многое, что вижу в городах вызывает чувство пустоты и покинутости. Но любопытный взгляд сможет и там отыскать немного сказки. 

Из Санта-Круз мы вылетели в Сукре. Старенький самолет пролетает 12 часов дороги по земле за 45 минут, оставляя под собой разломы долин. Аэропорт, кажется, построен на единственном плоском пространстве в окрестностях города — взлетная полоса и терминал на один самолет находятся на высоте около 3000 м. 

Сукре — конституциональная столица Боливии, город (по крайней мере его центр) как с отпускных открыток из Испании: узкие улицы уходят вниз и снова вверх, двухэтажные беленые дома с крышами из красной черепицы, колониальные церкви с колокольнями. Здесь мы провели два дня. В любом городе наша точка притяжения — рынок, на который невольно стремишься, когда хочется новых картинок-впечатлений или местной дешевой еды или и того и другого сразу. Пока что Сукре — единственный город Боливии, похожий на привычный нам европейский город. Точнее, центр Сукре такой. Пройдешь немного дальше от центра (или просто случайно промахнешься улицей) и попадешь в вереницу голосов, автомобильных сигналов, лая собак. Прилизанность исчезнет, но останутся громоздкие рекламные вывески магазинов одежды и парикмахерских.

Солончак Уюни

Через несколько дней мы начинаем свой путь к соленому озеру Уюни. Дорога, что ведет нас к близлежащему городку, через 5 часов пути (с одной пересадкой на новый автобус) пересекает отметку 4000 м, а из окна теперь все чаще смотрю на стада лам или диких викуний, нежели на коз и коров. Подъезжаем к городу уже на закате. Замечаю низкий и потому будто увеличенный диск полной луны: сначала в отражении стеклянной перегородки между салоном автобуса и водителем, затем, оборачиваясь, уже в своих глазах, без искажения. Луна провожает нас в завтра. 

А завтра начинаются три дня на боливийском Altiplano. Альтиплано — географический термин для обозначения высокогорного плато, которое покрывает всю западную территорию Боливии, юг Перу и немного Чили с Аргентиной. Можно было бы сравнить пейзаж с Памиром, но здесь нет гор какими я привыкла их видеть, ведь все вокруг одна бесконечная гора, укрытая вулканами. Здесь же и находится солончак. 

Было холодно и жарко одновременно. Первое приносил высокий ветер, которого ничто не останавливало в своей скорости, второе — солнце, к которому мы были слишком близко. Высота колебалась от 4200 до 4900 м. Вокруг тебя нет деревьев, под тобой — нет рек. Иногда я всматривалась вдаль и видела гладь воды. Но это всего лишь преломление света на бесконечном пространстве альтиплано, опять миражи, как и на Памире. В этом они брат и сестра.

Все-таки, когда пробуешь землю своими ногами, пространство воспринимается острее. Каждым шагом ты зарабатываешь себе право быть здесь, словно объясняешь себя перед духами места. Ты не случайный странник, но идешь свой путь с целью и с мыслью. Мы были странниками, жадные до впечатлений; мы загрузили себя в зеленый внедорожник (на 7 посадочных мест, включая водителя), потому что только так можно охватить масштаб и высоту этих мест за те три дня, которые у нас были. Из Уюни машина поехала западнее и южнее, к границе с Чили. Панорамы за стеклом сменялись каждые пару часов. Все дальше, дальше, дальше.

В какой-то момент спрыгиваешь на землю после 3 часов дороги второго дня — уже был прожит зеркальный закат на соленом озере и белая бесконечность — спрыгиваешь и смотришь своими двумя глазками на эти открытки наяву… Откуда это все? Щуришься от ветра. Уже надо делать фотографию? Точно ли запомнится? А вдруг, чтобы запомнить получше, надо оставить впечатление без какой-либо фиксации… За перевалом справа шуршит гром. Делаю фото. Вулкан, озеро и нечто среднее между болотом и размокшей глиной, исчерченной пометом птиц — фламинго. Десятки птиц передо мной, на высоте больше 4000 метров. Красиво. 

Национальный парк Мадиди. Сельва

Почти через неделю, переночевав пару дней в Ла-Пасе, мы находим себя уже на севере страны, в боливийских джунглях. На две ночи мы останавливаемся в национальном парке Мадиди. Здесь совсем другие пейзажи — нет песочной пыли городов и ледяного солнца альтиплано. Здесь влажно, шумно от криков птиц, зелено. Мадиди считается одним из наиболее биоразнообразных нацпарков Земли и прячет в себе сотни отдельных миров: от тропической сельвы с попугаями Ара до покрытых ледниками Андских вершин, в которых парят кондоры. Внутри живет несколько коренных сообществ, добраться до которых можно лишь по воде в сезон дождей, и хорошо, если у вас будут деньги на бензин для моторной лодки – топливо дорогое. 

Мы не забирались далеко, лишь коснулись густых джунглей по юго-восточной границе парка. Но даже для краткого прикосновения пришлось совершить авиаперелет из Ла-Паса до небольшого города Рурренабаке (45-минутный перелет сэкономит 15 часов дороги по горным хребтам на стареньком автобусе), а затем пересесть в лодку и плыть 3 часа против течения полноводной реки Туичи.

Днем тропический лес встречал жарой, песнями оропендол и глухим стуком капель дождя, разбивающихся о листья деревьев, а также орнаментами растений, которые хотелось тут же нарисовать, забрать себе хотя бы бумажную копию. Ходячие пальмы, миндальные деревья-великаны, деревья с шипами как у розы, деревья-средства связи (стучишь по корням, эхо раздается на несколько километров), деревья, которые пахнут как чеснок (сделали надрез на упавшем стволе, приблизили к носу – «мякоть» белая, по запаху и правда, как чеснок!), лианы-волны и лианы-лестницы, паутины, высокие деревья со сладкими фруктами (лакомство обезьян), почерневшие прошлогодние скелеты пальм под ногами, наконец, деревья, душащие друг друга в тесном объятии (форма паразитизма у растений, адаптация к нехватке света)… Это совсем другой лес, густой и сложный, рассматривать его можно на разных уровнях: куда ступает твоя нога, чего касаются руки, что цепляется за плечи, а что остается сверху.

Мы ходили редкими, но все-таки тропами, смотрели по сторонам и прислушивались к звукам. Часто мы заставали лишь тень испугавшейся птицы и провожали взглядом удаляющиеся взмахи крыльев. Когда дождь усиливался, он помогал нам и прятал наши шаги, которые нарушали покой джунглей шорохом листвы. В первый день мы увидели четыре вида обезьян, все, что водятся в этих краях, кроме ночной – редкая удача. Второй день подарил нам громкие стаи попугаев Ара и отпечаток лапы ягуара на песке.

На второй вечер мы отправились в джунгли после заката, искать жителей ночи. Поужинали, надели налобные фонарики (у Луиса, нашего гида, был «ручной» фонарь, который светил намного дальше и ярче) и пошли по одной из троп. Свет от кэмпинга тускнел за нашими спинами с каждым сделанным шагом. Мы шли здесь сегодня раньше, при свете дня, но теперь все другое. Днем ты ощущаешь себя в безопасности, ночью же ты… Вокруг темнота. Все, что ты видишь – маленькое пятнышко света на шаг впереди тебя. Прислушиваешься к шелесту травы и листьев. Переступаешь через ручейки муравьев (…которым уже давно пора спать). 

Время от времени мы выключали свои фонари насовсем. Важно было пропасть из поля зрения, слиться с пространством вокруг, замереть, сделать вид, что нас не существует. И эти несколько секунд мы и правда не существовали. Странное чувство – я знаю, что я есть, я слышу свои мысли и чувствую землю под ногами, но в то же время меня нет. Нет отбрасываемой тени, нет голоса, нет взгляда. Все прошлое стерто нажатием на маленькую кнопку устройства с двумя батарейками. А будущее, если оно есть, фокусируется в какой-то точке тишины. Мир не отражает мое присутствие, ему все равно. Он молчит, и я молчу. Безмолвие. В этот момент – я есть все, и я есть ничто. 

Луис первым рассеивает нашу иллюзию лучом света, а мы послушно повторяем этот жест за ним. Часть меня хотела остаться там дольше. «Космос, в который можно падать, падать, падать, и никогда не упасть.» – некоторые фразы из книг западают в сердце на многие годы.

Национальный парк Мадиди. Пампа

После джунглей мы поехали на пампу, к северу от Рурренабаке. Мы втроем в деревянной лодке подобной каноэ. Солнце закатилось, так что мы разворачиваемся назад после почти 3 часов пути вниз по реке — смотрели на капибар, розового дельфина (его увидели чуть раньше, днем), черепах, кайманов, местных аистов и других птиц. Вокруг поникшие ивы, река, и мы — ни гор, ни домов, ни других лодок. Никого. Небо чистое, накрытое сиреневой скатертью, меняет свой оттенок каждую пару минут. Вдруг не то слева, не то сзади нас что-то сверкает. Будто ты просто моргнула, но увидела не темноту век, а белый свет. Еще чуть позже слышим гром. Далеко. При очередном повороте реки грозовое облако вырастает перед нами летающим замком, в котором кто-то каждые 30 секунд зажигает свет и гремит посудой. Одинокий замок на чистом небе. Мы не промокли.

Прошел час. Гроза утихла, все вокруг почернело. Те первые звездочки, которые были заметны уже полчаса назад, разгораются сильнее. Дима перешел на нос лодки, чтобы навигировать в темноте, Луис — все так же на позиции главного капитана на корме. Я между ними. Лодка скользит по течению, плавно входит в частые и резкие повороты реки. Но чтобы знать куда плыть, нужно хорошо освещать такой короткий горизонт, так что у каждого в руке по фонарю. Никогда еще на луч света не слеталось такое количество мошек, которые на скорости течения врезаются в лицо и путаются в волосах. Поэтому фонари включались трехсекундными интервалами: «вкл», посмотреть что впереди, «выкл», скорректировать курс. Пауза. И снова: «вкл», посмотреть что справа-слева, «выкл». И так на протяжении часа, пока мы возвращались назад, к месту ночлега. 
 

Никогда мы не чувствовали на себе так много смотрящих из темноты желтых глаз, как там, на ночной реке Якума. Маленькие огоньки, которые вначале кажутся просто насекомыми, чьи стеклянные крылышки отражают свет, оказались глазами кайманов. Те застыли в ветках и зарослях. Их глаза не горели в темноте сами по себе, но стоило только провести по берегу своим фонариком, как берег загорался десятком огоньков.

Ла-Пас

Ла-Пас был нашей гаванью между разными главами этих трех недель. Мы останавливались там для горячего душа и быстрого интернета – два самых ценных ресурса в любом путешествии по Южной Америке. Ни того, ни другого не было в достатке даже в Ла-Пасе. 

Зато там было много чего другого. Например, муравейник кирпичных фавелл в один-два этажа с пустыми глазницами вместо окон — оказывается, если дом не достроен, не сдан в эксплуатацию, то за него не надо платить налоги, можно жить на первом этаже, а что выше — не важно, вместо нормальной крыши у дома просто бетонный потолок, пусть; так что едешь ты по одной большой стройке, которая начинается в каждом новом квартале, но никак не заканчивается. 

Был шум и узлы электрических проводов большого города, который корнями расползается по всему многослойному рельефу, куда только достает взгляд; выгоняет деревья своими пыльными лапами, оставляя за собой лишь следы розовых палочек от леденцов, пивные банки и пластиковые пакеты. И еще много запахов, лай бездомных голодных собак, обломки кирпичей с забытой стройки, ничейные дома и потертые выцветшие вывески.

Была вся привычная для этих мест жизнь, в том числе смешные для нас «уличные офисы» — крохотные тумбочки с печатными (!) машинками в деловом центре Ла-Паса, за которыми под зонтиками прячутся машинистки, оказывают услуги заполнения документов местным жителям для городской бюрократии; или, среди прочих услуг, которые доступны для городского жителя — игра в шахматы прямо на асфальте у главной магистрали: присаживайтесь на картонку, вы играете белыми, спасибо, с вас 3 боливиана.

Выезжая в аэропорт в очередные 5.30 утра, смотрю на то, как город готовится к своему воскресению. Солнце еще не взошло, но рыночная улица гудит металлическим звоном прилавков. Через час здесь все раскрасится в цвета спелого манго, свежей зелени и подсолнухов. Красные, желтые, зеленые и фиолетовые навесы под солнечными лучами сделают из всего цветные стеклянные камушки. Тот, кто будет блуждать по рынку в такой день, непременно окажется в одном из самых неожиданных музеев. Приглядывайтесь и всматривайтесь, и главные героини этих картин — квадратные, томные лица с угольками-глазами и длинными косами — перенесут вас в островной рай Гогена.

Прощание

Через три недели наше путешествие закончилось. Я уже скучаю по Боливии. 

Я лишь наблюдательница, что смотрит на чужой мир через окошко замочной скважины. Да, я сделаю фотографии и напишу какие-то слова, но могу ли я сделать большее, чтобы понять другую жизнь? Чтобы понять, надо прожить, но для этого нужно иметь прошлое, которое подведет тебя к настоящему. Здесь же все слишком иное, другое, новое. И если искательница этому рада, то ищущая хочет искать следующие объятия. 

Utama в переводе с языка кечуа — «мой дом». Может я тоже слишком предана своей земле? И самое крепкое объятие возможно только на ней?